Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]

— Куда? — спросил я.

— Никуда, — ответил он.

Подошла женщина. Молодая, красивая, пьяная.

— Не хотите ли угостить девочку котейльчиком? — спросила она.

— Особого желания не испытываю, — сказал я.

— Почему? — спросила она.

— Не тянет, — сказал я.

— Почему не тянет? — спросила она.

— Потому что тяги нет, — сказал я.

— А может, денег? — спросила она.

— Нет, — сказал я, — деньги есть.

Мы пошли.

Дома меня ждала моя любимая.

— Кто это? — спросила она, указав на молодую, красивую и пьяную женщину.

— Леди фром зе найт, — ответил я.

— Кто–кто? — переспросила любимая.

— Госпожа Ночь, — ответил я.

— Кто–кто–кто? — снова переспросила любимая.

— Ночная фея, — ответил я.

— Ясно, — сказала любимая, — это шлюха!

17. Гороховый суп

Той же ночью я пошёл на кухню. Водички попить. Гляжу — а за столом сидит мой папа. В принципе, в этом не было бы ничего особенного, если не считать того, что папа умер пять лет назад.

Папа ел гороховый суп из глубокой тарелки

— Суп будешь, сынок? — спрашивает он у меня. И, не дожидаясь моего согласия, наливает ещё одну тарелку супа.

— Папа, — говорю я, — ты же умер пять лет назад.

Он лоб наморщил.

— Что–то не помню, — отвечает.

— Ну как же… — говорю. — Ты шёл с футбола. В парке присел на скамейку… И умер. Вспомнил?

— Нет, — покачал он головой, — не помню… А по–моему, это ты умер. Точно, точно. Поехал на рыбалку и утонул.

— Да нет же! — воскликнул я. — Ты возвращался домой. И у тебя сердце прихватило…

— Ой, да ладно, сынок, — сказал папа, — какая, в принципе, разница, кто умер. Давай лучше суп есть. А то остынет.

И мы стали есть суп.

18. Лейтенант Прищепа становится отцом

Генерал Степанов посмотрел на внебрачного ребёнка Петю и сказал:

— У пацана должен быть отец.

И позвал зычно:

— Лейтенант!

Прищепа был тут как тут.

— Слушаю, товарищ генерал!

— Назначаю тебя отцом Петрухи! Приказ ясен?

— Так точно!

— Выполняй!

Лейтенант Прищепа пошёл выполнять. Он наклонился над внебрачным ребёнком Петей и сказал:

— Тю–тю–тю. Теперь я твой папа.

— Фуфло-о! — заорал внебрачный ребёнок Петя.

19. Я тоже целую телевизионную дикторшу

Однажды, когда в комнате никого не было, я включил телевизор. Полногрудая дикторша читала последние известия. Не долго думая, я поцеловал её в губы. Она покраснела. Тогда я поцеловал её в шею. Дикторша покраснела ещё больше. Тогда я принялся покрывать страстными поцелуями всё её лицо. Дикторша перестала читать последние известия и начала меня отталкивать.

— Вы с ума сошли, — говорила она сквозь зубы.

…Я расстегивал ей платье. Высвобождал из бюстгальтера упругую грудь. Дикторша уже не сопротивлялась, полностью отдавшись моим горячим ласкам.

— А–а–а… — громко стонала она. — О–о–о…

И тут я услышал топот. Первой в комнату ворвалась моя любимая. За моей любимой ворвался генерал Степанов. За генералом Степановым ворвался лейтенант Прищепа. За лейтенантом Прищепой ворвалась домработница Клава. За домработницей Клавой ворвался внебрачный ребёнок Петя.

А я уже спокойненько сидел в кресле. Дикторша, убрав грудь и застегнув платье, дочитывала последние известия.

— Что тут происходит?! — закричала моя любимая.

— Ничего не происходит, — сказал я. — Последние известия передают.

— А кто же здесь стонал женским голосом? — подозрительно смотрела моя любимая.

— Это, наверное, лысый карлик, — предположил генерал Степанов.

— Да заткнись ты со своим лысым карликом! — рявкнула на него моя любимая.

— Никто не стонал, — отвечаю я. — Тем более женским голосом… Женским голосом здесь можешь стонать только ты. Или вон Клава.

— Чего это я буду стонать женским голосом? — удивилась домработница Клава.

— Так точно! — козырнул лейтенант Прищепа.

— Фуфло-о, — завопил внебрачный ребёнок Петя и вдруг увидел дикторшу на экране.

Лицо внебрачного ребёнка расплылось в млеющей улыбке, и он побежал к телевизору. Я перехватил его по дороге.

— Любимая, — обратился я к своей любимой. — Ты дождёшься, что твоего внебрачного ребёнка шарахнет током. Почему ты позволяешь ему целовать экран телевизора?

20. Спиритический сеанс

Мы сидели за круглым столом и вызывали дух Анны Ахматовой.

— Анна Андревна, — вполголоса звала домработница Клава. — А, Анна Андревна?

Стол начал медленно подниматься.

— Это лысый карлик! — в ужасе закричал генерал Степанов.

— Замолчите! — накинулись мы на него.

— Анна Андревна, — шептала домработница. — Это вы?

Стол начал медленно опускаться.

— Это лысый карлик! — вновь в ужасе закричал генерал Степанов.

Мы опять накинулись на него.

— Ну, Анна Андревна, — в третий раз спросила домработница Клава. — Хватит валять дурака. В конце–то концов, это вы или не вы?

— Это я, — раздался голос из зеркала.

Мы посмотрели в зеркало и увидели пятерых лысых карликов, сидящих за круглым столом.

21. Билет в один конец

Мы ехали в автобусе. В салоне был дикий холод. Окна заледенели. На остановках автобус останавливался. Но никто не входил в открытые двери. Только снежок летел…

Сидел одноногий генерал Степанов в генеральском мундире. Лежала моя любимая в розовой комбинации. Стоял по стойке «смирно» лейтенант Прищепа. Внебрачный ребёнок Петя хныкал. Домработница Клава подметала снег в проходе.

За рулем находился лысый карлик. Он вёз нас в ледяную ночь.

Молчание I

Наступило утро. Бог молчал.

Лия, усталая, лежала на кровати. Потом она решила отдохнуть и легла на диван.

Наступил полдень. Бог молчал.

Лия лежала на диване. Усталость не покидала её.

Вскоре пришёл Агузаров. Лиин любовник.

И начал врать.

— Почему вы всё время врёте, Агузаров? — устало спрашивала у него Лия.

— Я никогда не вру, — соврал Агузаров.

Наступил вечер. Бог молчал.

Агузаров лежал на Лии. Лия смотрела в потолок. Она очень устала.

— Любовь, — вздыхала Лия, — это утлый челнок в бушующем океане. Слезьте с меня. Я устала.

Наступила ночь. Бог молчал.

Агузаров храпел.

— Какая же вы свинья, Агузаров, — толкала его Лия. — Я так устала, а вы мне мешаете спать.

Агузаров обиделся, напился и ушёл. На улице он упал в лужу.

Наступило утро. Бог молчал.

Агузаров лежал в луже.

«Какое высокое небо, — думал он, глядя вверх, — а я и не знал».

Подъехал милицейский фургон. Из него вылезли два милиционера. Тонкий и толстый.

— Ты кто такой? — спросил тонкий у Агузарова.

— Свинья, — ответил Агузаров. Впервые в жизни ему захотелось сказать правду.

— Оно и видно, — хмыкнул толстый.

Милиционеры повезли Агузарова в вытрезвитель.

По дороге Агузаров умер. Душа его выпорхнула из милицейского фургона и улетела к Богу.

— Господи, почему ты молчишь? — спросила душа у Бога.

Бог молчал.

Молчание II

Воротников проспал весь день. А когда проснулся — была ночь. Спать больше не хотелось. О взял телефонную трубку и набрал первый попавшийся номер. Долго никто не отвечал. Наконец сонный женский голос сказал:

— Алло.

Воротников молчал.

— Я вас слушаю, — сказала женщина.

Воротников молчал.

— Ну говорите же, — с досадой произнесла женщина.

Воротников молчал.

— Почему вы молчите?.. — спросила женщина. — Говорите…

Воротников молчал.

В голос женщины проступили просящие нотки:

— Зачем вы это делаете? Я прошу вас, перестаньте…

Воротников молчал.

— Это жестоко, наконец, — рвался женский голос, — скажите хоть что–нибудь… Пожалуйста…

Воротников молчал.

— Не молчите! Не молчите! Не молчите!.. Я сейчас сойду с ума! НУ НЕ МОЛЧИТЕ ЖЕ!

У женщины началась истерика. Она зарыдала.

Вороников молчал.

Не здесь… не с нами… не сейчас…

(Молчание III)

Однажды я сел в поезд и поехал в город N. Напротив сидела старушка и обмахивалась веером.

— Я прямо фрейлина, — говорила она.

Молодой человек, сидящий справа от меня, немного подумал и сказал: